– Давай жить вместе, но есть один нюанс: хозяйка не хочет тебя – хохоча сообщает мне Владимировна.
Я запихиваю в рот кокосовый батончик из магазина турецких сладостей рядом.
– Потрясающе.
Мы сидим в кафе на набережной, где висят три мои работы. Я горда и самодовольна. Только что я посмотрела три квартиры и они, по моему скромному мнению, не пригодны для жизни. Грузим рюкзак и едем.
– ты помнишь как все начиналось – хохоча и озираясь, пою, кружась по дому, в который не смогла попасть в ту первую ночь 5 месяцев назад.
Душевая, пусть и с горячей водой, обдает холодом улицы. Мы можем здесь остаться, пока хозяйка в Москве. У нас есть 2 дня.
– мне очень нужна помощь. Нужно где-то переночевать – я звоню человеку, который зачем-то месяц назад сказал мне, что бы я звонила, если будут проблемы.
Проблем нет. Мы запихиваем вещи Владимировны по сумкам, допиваем какао и едем в стремительно пустеющий дом отдыха. Вечерника байкеров. Кому-то бреют голову.
– это я не умею петь?! – чувствую шлепок по филейной части.
Полгода назад, мы бы посмеялись и разошлись
– а ну разворачивайся! – кричу я обалдевшему чемпиону-австрийцу.
Стою напротив двуспальной кровати на втором этаже, выделенного нам с Владимировной домика. Истошный визг. Из рук что-то с грохотом падает. Стайка клопов жмется друг к другу под полотенцем на тумбочке. Всю ночь кроваво-вонючая баня во имя защиты осоловевшей Владимировны от хититиновых монстров
– Я здесь не останусь. – Владимировна сверкает глазами.
Мы истощены. Мы спали часа 4. Я вырубилась от усталости, она от ужаса.
– нам нужна квартира!
В баре было полно места и вайфая, но нельзя курить:
- Уходим!
В кафе можно курить, есть место и вайфай, но свежепокрашенный туалет, куда не пускают:
- Уходим!
Мне нравится, что мы с ней всегда находим решение, которое устроит каждую.
Сидим, уткнувшись в гаджеты. Она болтает по почти разряженному телефону. Я смотрю картинки на почти разряженном айпаде. Выключили электричество.
Это важный момент в Абхазии для решения любой задачи: застыть и сделать вид, что проблемы нет.
Так и в этот раз. Звонок:
– девочки, сейчас заеду за вами, покажу квартиру.
Белые стены, панорамные окна, чистый пол.
– мне нравится – говорим мы хором.
– я скучал по тебе, курица! – сообщает мне Дамир.
– я сама по себе скучаю, Скотик – отвечаю.
Мне непривычно так общаться с человеком здесь. Мы сидим на крыше бизнес-центра. Непривычное здание для Сухума. Все из стекла и бетона. Дамир вытащил меня сюда
– Юль, а согласись, нам было бы классно, если бы замутили?
Соглашаюсь, но мутить ни с кем не собираюсь.
Дамир, наверное, единственный человек, с которым мне здесь интересно. С которым мы взахлеб можем трепаться о музыке и искусстве. Который понимает, что я говорю, а главное слушает и слышит, хотя не перестает, как и все остальные, считать меня "немного того". Катаюсь на кресле по белоснежному офису. На столе аймак, а мы вырываем друг у друга из рук клавиатуру: Alabama Shakes, поющие Дауни Младший, Патинсон, Стинг, Джеймс Браун, саксофонисты, классическая музыка. Мы перекрикиваем уже не музыку даже, а друг друга, рассказывая о своих последних музыкальных открытиях и предпочтениях.
Я еду в Лыхны. На праздник урожая. Приехал Алексеич – человек, который дважды спасал меня здесь и поддерживал все эти 5 месяцев. На улице дождь, я ловлю такси до поворота на Лыхны.
Праздник урожая – это бесплатный фудмаркет, где каждая деревня хвастается урожаем, выставляя шатры и накрывая богатые поляны с молодым вином и чачей для своих и своих гостей.
– это пррошлогоднее шардоне – тянет мне стаканчик носастый армянин председатель моей деревни. – будете у нас на Псырцхе, будет вам и мацони и айран и жареные голуби.
Улыбаюсь. Зря он так.
Бычки на вертеле, жареные голуби, мамалыга, хачапуры, молодое вино – все это ждет вас, если пригласят в шатер. А если не пригласят, то конные скачки, незаметные осуждающие взгляды, если попробуете оторвать кусок чего-нибудь очень свежего и вкусного с "витрины"перед шатром, а так же дождь и грязь по колено.
– это вино я называю "ты иди, я догоню"– говорит мне Беслан.
Делаю глоток и жалею о содеянном через 5 минут. Стою рядом с ним с умоляющим взглядом, боясь пошевелиться, пока Алексеич отошел
– я за тобой смотрю, не переживай.
– пойдем, ничего страшного – говорит мне Алексеич, отвечая на мой молчаливый протест идти в гости домой к новым знакомым.
– если отойдешь от меня хоть на полметра – устрою поножовщину – заявляю я.
Кивает. Заходим.
Накрывается гостеприимная поляна, сыпятся тосты. Послушно встаю. Человека, который рассказывал, заметив, что я скучаю, об истории Абхазии, грубо прерывают.
– выпей с нами коньяку – предлагает мне на удивление неуважаемый дед.
Отказываюсь.
– тогда ухаживай за нами. – В его руке дымит ароматная сигаретка.
Мне по приколу. Послушно встаю, привожу в порядок стол, варю кофе на липкой кухне.
– ты хочешь замуж за абхаза? – задает мне вопрос совершенно нетрезвый водитель, отец 4 детей, пока Алексеич ушел в магазин – у тебя есть рычаги давления.
Мы рядом с отелем. За несколько километров между Гудаутой и Пицундой я почти поседела. В Абхазии я стараюсь передвигаться на общественном транспорте. Выходим из машины. Я готова целовать земю.
– может обменяемся телефонами? – опять отец-герой продолжает свой хамский пикап
– оставь свой телефон моему брату – Ищу глазами Алексеича
Я просыпаюсь в обнимку с унитазом и в стотысячный раз благодарю свой автопилот за четкую работу. Я, всегда любившая до потери пульса только макароны, накидалась на празднике урожая под завязку хачапурами и индюшкой, запивая все это айраном и заедая голубями, а мой желудок, долго и отчаянно сопротивляясь, все же решил скинуть баласт. На часах три ночи.
– ты в порядке? – Алексеич спросонья удивленно смотрит на меня со своей кровати.
– мне пиздец – авторитетно заявляю и падаю на свою вниз лицом.
Просыпаюсь от шороха и ощущения солнца рядом. Поворачиваю голову и вижу море. Ничего лишнего. Просто синее море поднимающееся в горизонт до середины окна. Белые простыни, пушистое одеяло, удобная подушка. Почти как дома, только море в окне. Идеальный вид.
– давай завтракать – скачу вокруг Алексеича. На завтрак у нас гранола от шеф-мецената из Москвы и мацони.
– как ты такая свеженькая после всего вчерашнего? – пытается угадать секрет моей супер силы Алексеич.
Мы идем на балкон и гадаем как же хорошо здесь летом.
– давай я тебя перенесу – Алексеич тянет ко мне свои руки.
В моей голове сразу представляются яркие и детальные картинки двух мокрых насквозь длинных и относительно тощих (относительно - в моем случае) молодых людей.
– я сама! – хохоча роняю зад на валун – отсюда он меня точно не оторвет – и начинаю закатывать узкие джинсы.
Мы играем, как в детстве, в первооткрывателей, исследуя дикие пляжи от Пицунды до дачи Сталина. Идти недолго, всего километров 5-7, но ухабистый и каменистый ландшафт делает каждую стометровку бесконечно долгой и не менее интересной.
Солнце жарит спины и голые руки. Мы хохочем, карабкаясь по валунам и сухим кряжистым деревьям. Дача нас встречает солнцем в комнатах и забором, который необходимо перелезть. Он с легкостью перемахивает через прутья. У меня такие же длинные ноги и я не сильно ниже, но теперь у Алексеича есть видео о моей тщетной попытке одолеть два с половиной метра препятствия.
За неделю меня успевают заметить с 4 молодыми людьми в разных точках Апсны. Особенность людей здесь позволяет мне предположить, что из сухумской сумасшедшей художницы в их глазах я превращаюсь в первую шлюху всея Абхазии. Моя репутация, которую я тщательно выстраивала на протяжении пяти месяцев рассыпается как карточный домик. Двухметровая блондинка просто не имеет права проводить время со своими московскими друзьями. О чем вообще можно разговаривать с женщиной? Кстати, диалоги с противоположным полом здесь – тема для диссертации, как минимум. Очень часто можно встретить парочку в кафе: она сидит и ковыряется в тарелке или попивает безалкогольный коктейль, а он смотрит видео в телефоне. Причем она может быть как избранницей, которую он поведет в ЗАГС через год, так и глубокобеременной женой. Если же напротив абхазского мужчины сидит русская девушка, то он будет вещать о себе как радио, подливая вино и не давая возможности вставить слова.
Мы лежим с Владимировной на кровати и обсуждаем наши дальнейшие планы. Я переживаю из-за отсутвия успехов в поиске работы, она рефлексирует из-за своей. Обе неумолимо проваливаемся в сон.
В нашей квартире две комнаты, но мы редко видимся, поэтому частенько засыпаем вместе на огромной двуспальной кровати, по пути делясь новостями или переодически взрываясь хохотом над очередным ее неуклюжим ухажером. Мы привыкли быть вместе, потому ни одну ни вторую не смущает такая неловкая близость.
– кто-то мне вчера сказал, что в фитнес-клуб нужен администратор. – уже засыпая, говорит мне Владимировна.
Я сажусь в постели
– кто сказал?! – сон как рукой сняло.
На такие вещи здесь нужно реагировать молниеносно. С трудом дожидаюсь утра и начинаю звонить всем своим представительным знакомым и товарищам. Через час я уже сижу на залитой солнцем веранде и общаюсь с хозяином фитнес империи. Я в теме, я знаю, что делать и даже больше. Озвученный администратор превращается в управляющего. Я в восторге.
Наша квартира в кривом доме. На 8м этаже. Кривой дом раньше был перекособочен как пизанская башня.
– дети играли в машинки на полах, просто давая игрушкам свободный ход, и те катились, набирая скорость – рассказывает Амиран – квартиру можно было купить за 15 тысяч рублей.
Сейчас это едва ли не самый престижный дом во всем Сухуме. Нам все завидуют, а мы держим все краны с водой включенными, что бы не пропустить момент, когда дадут воду. Водой не балуют. Вечером, если повезет, включают на полчаса. О душе речи не идет, нам нужно успеть включить машинку на быструю стирку, помыть гору посуды и набрать все 30 баклажек, которые будут для нас душем, едой и сливом туалета.
Иногда вода есть весь день. В такие дни у нас праздник, мы ходим босые по квартире и сообщаем о каждой водной процедуре будь-то поход в душ, туалет или простое мытье рук.
Квартира теплая, и в солнечные дни мы не включаем единственный обогреватель, а окна оставляем нараспашку до самого заката.
Я сижу на кровати и не помню, что я делала до того дня, когда оказалась здесь и плохо представляю, что буду делать потом. Когда это потом? Завтра? Через неделю? Год? У меня закончились деньги. Работу управляющей в модном фитнес-клубе Сухума отложили на месяц. Я не смогла оплатить жилье и пришлось, поджав хвост бежать назад в деревню. Иду в ванную, надо в душ. Это состояние жалости к себе надо попробовать с себя смыть, соскрести, желательно оставив кожу на месте. Возвращаюсь. С меня капает вода. На прикроватном столике лежит веник из полевых цветов. В комнате невероятный аромат. Константиныч принес и оставил, пока я горланила песни в душе. Он как-то особенно меня чувствует, не имея особой способности к эмпатии, я им считываюсь во всех проявлениях. Расцветаю. Такая мелочь смогла меня встряхнуть.
Я стою в своей барбикомнатке, окна открыты. Константиныч только что на меня наехал, что хожу в доме в обуви, а так же развела бардак и прокричав мое любимое "ты же девочка"выкатился на улицу.
– ты мне не отец! – хохоча кричу ему в след.
Конец ноября. Я, кажется, только что обгорела. Огромные окна на распашку, солнце бродит по разобранной постели.
– Лааай лааай! Лалалалалалалалай! – это мой музыкальный протест во весь опор, голосом нарядно выпившего Лещенко, уборке, Константинычу, фотографиям зимы в фейсбуке и всему остальному, что мешает мне упасть в оранжевое кресло на балконе и щуриться от удовольствия, тепла и солнца.
– Прощай, от всех вокзалов поезда Уходят в дальние края. – это из соседнего дома весело поет Саркис, отвечая на мой вокализ.
Заливаюсь смехом. Мне нравится, что на протяжении всего времени проведенного здесь за мой громкий и противный голос еще никто меня не ругал. Не просил замолчать. Всем вокруг вне зависимости от возраста и пола нравятся те жуткие звуки, что я издаю.
Просыпаюсь, разгребая толщу подушек и одеял, поднимаю шапку с глаз и вываливаюсь в новый день. погода не жалует сильным плюсом и от холода я постоянно нахожусь в состоянии стресса.
В окне вижу Константиныча, который бежит в халате и шлепанцах на перегонки с собакой Чачей за коровами на фоне гор. Коровы задорно подпрыгивая и выбрасывая копытца, неохотно сбегают с участка.
За окном минус, в окне кинотеатр.
Идем с горы. По дороге встречаю председателя деревни
– вы мне мацон обещали и небо в алмазах – стягиваю капюшон. Отсутствие скромности нередко меня вкусно кормило.
– ах это ты у нас в Лыхны была? – его система перегрузилась после 30 секундного зависания и выдает ответ.
Температура за окном начала стремительно падать. В условиях практически отсутствующего напряжения и минуса за окном, обогреватели стали мебелью. Во всей Абхазии по очереди падают столбы на линии электропередач. Я уверена, что в аду не пекло, там холодно, темно и слабое напряжение. Не смотря на то, что я сплю в одежде, обмотанная на удивление теплым пледом из икеи веселого черного цвета, за неделю застудила себе все жизненно важные органы от головы до жопы, а зубы начали шататься.
Месяц назад Константиныч, повинуясь туману в голове, завел собаку. В моем мире собака это такое существо, которое посапывая спит рядом в постельке, а здесь – живущее на улице вечно голодное, одинокое и озябшее животное, которое молит о внимании каждый раз, когда я выхожу на улицу покурить или в ужасе прижимается к ноге, в поисках защиты, если со мной выходит Николаич.
Всем женщинам в этом доме не хватает внимания и тепла. Печка решила сойти с ума и заполнила кухню дымом от пола до потолка. Я прочистила трубу на улице, пришел Константиныч, наорал на печку, разобрал трубу в доме, и только после этого она стала нормальной бабой. Меня сделать такой не получается. В условиях этой скотской жизни я еду крышей. По началу выручали заметки, но в последнее время, я начала жалеть себя и раскисать без особенношо повода, даже с шоколадом во рту умудряюсь найти повод поныть. Ношу растянутые треники Константиныча. Раньше в них было забавно, а теперь тупо тепло. Я поправилась, а по вечерам вою на хурму.
Стою в барбикомнатке и Провожу инспекцию сложенных на кровати вещей. Свободной рукой пишу сообщение: "мама, вытащи меня отсюда".
Итоги и удовлетворение от моего побега из реальности подводить приятно, даже при условии моего полнейшего психологического раздрая. Я продала 4 картины в Москве дистанционно, сделала 5 работ на заказ, одна из которых выполнена маслом и уехала жить в Стамбул. В течение хода выставки проданы более 15 работ, в том числе и московских, что, как мне сказала моя прекрасная Арина, по всем меркам считается колоссальным успехом. Мои картины теперь висят в одном из модных мест на набережной Сухума. Все это произошло случайно и показало мне, что все то, чем я занималась в прошлой жизни, должно быть со мной и в этой, которая только начинается. Я бесконечно благодарна всем тем, кто был рядом со мной в эти моменты, кто меня любил и любит, кто крепил и крепит, кто поддерживал и поддерживает, кто терпел и терпит. Всем тем новым людям в моей жизни и старым, которые не забывают и регулярно меня достают изо всех концов планеты. Спасибо вам, дорогие. Весь этот пафос, я буду перечитывать через год и пищать от радости потому что все это записано в моей истории. Если когда-нибудь у меня будут внуки, мне будет что рассказать благодаря всем вам! На крайняк присяду на уши внукам своих друзей. А вот прямо сейчас я надену все свои вещи друг на друга, сверху прикроюсь паркой и поеду в Сухум.
Я запихиваю в рот кокосовый батончик из магазина турецких сладостей рядом.
– Потрясающе.
Мы сидим в кафе на набережной, где висят три мои работы. Я горда и самодовольна. Только что я посмотрела три квартиры и они, по моему скромному мнению, не пригодны для жизни. Грузим рюкзак и едем.
– ты помнишь как все начиналось – хохоча и озираясь, пою, кружась по дому, в который не смогла попасть в ту первую ночь 5 месяцев назад.
Душевая, пусть и с горячей водой, обдает холодом улицы. Мы можем здесь остаться, пока хозяйка в Москве. У нас есть 2 дня.
– мне очень нужна помощь. Нужно где-то переночевать – я звоню человеку, который зачем-то месяц назад сказал мне, что бы я звонила, если будут проблемы.
Проблем нет. Мы запихиваем вещи Владимировны по сумкам, допиваем какао и едем в стремительно пустеющий дом отдыха. Вечерника байкеров. Кому-то бреют голову.
– это я не умею петь?! – чувствую шлепок по филейной части.
Полгода назад, мы бы посмеялись и разошлись
– а ну разворачивайся! – кричу я обалдевшему чемпиону-австрийцу.
Стою напротив двуспальной кровати на втором этаже, выделенного нам с Владимировной домика. Истошный визг. Из рук что-то с грохотом падает. Стайка клопов жмется друг к другу под полотенцем на тумбочке. Всю ночь кроваво-вонючая баня во имя защиты осоловевшей Владимировны от хититиновых монстров
– Я здесь не останусь. – Владимировна сверкает глазами.
Мы истощены. Мы спали часа 4. Я вырубилась от усталости, она от ужаса.
– нам нужна квартира!
В баре было полно места и вайфая, но нельзя курить:
- Уходим!
В кафе можно курить, есть место и вайфай, но свежепокрашенный туалет, куда не пускают:
- Уходим!
Мне нравится, что мы с ней всегда находим решение, которое устроит каждую.
Сидим, уткнувшись в гаджеты. Она болтает по почти разряженному телефону. Я смотрю картинки на почти разряженном айпаде. Выключили электричество.
Это важный момент в Абхазии для решения любой задачи: застыть и сделать вид, что проблемы нет.
Так и в этот раз. Звонок:
– девочки, сейчас заеду за вами, покажу квартиру.
Белые стены, панорамные окна, чистый пол.
– мне нравится – говорим мы хором.
– я скучал по тебе, курица! – сообщает мне Дамир.
– я сама по себе скучаю, Скотик – отвечаю.
Мне непривычно так общаться с человеком здесь. Мы сидим на крыше бизнес-центра. Непривычное здание для Сухума. Все из стекла и бетона. Дамир вытащил меня сюда
– Юль, а согласись, нам было бы классно, если бы замутили?
Соглашаюсь, но мутить ни с кем не собираюсь.
Дамир, наверное, единственный человек, с которым мне здесь интересно. С которым мы взахлеб можем трепаться о музыке и искусстве. Который понимает, что я говорю, а главное слушает и слышит, хотя не перестает, как и все остальные, считать меня "немного того". Катаюсь на кресле по белоснежному офису. На столе аймак, а мы вырываем друг у друга из рук клавиатуру: Alabama Shakes, поющие Дауни Младший, Патинсон, Стинг, Джеймс Браун, саксофонисты, классическая музыка. Мы перекрикиваем уже не музыку даже, а друг друга, рассказывая о своих последних музыкальных открытиях и предпочтениях.
Я еду в Лыхны. На праздник урожая. Приехал Алексеич – человек, который дважды спасал меня здесь и поддерживал все эти 5 месяцев. На улице дождь, я ловлю такси до поворота на Лыхны.
Праздник урожая – это бесплатный фудмаркет, где каждая деревня хвастается урожаем, выставляя шатры и накрывая богатые поляны с молодым вином и чачей для своих и своих гостей.
– это пррошлогоднее шардоне – тянет мне стаканчик носастый армянин председатель моей деревни. – будете у нас на Псырцхе, будет вам и мацони и айран и жареные голуби.
Улыбаюсь. Зря он так.
Бычки на вертеле, жареные голуби, мамалыга, хачапуры, молодое вино – все это ждет вас, если пригласят в шатер. А если не пригласят, то конные скачки, незаметные осуждающие взгляды, если попробуете оторвать кусок чего-нибудь очень свежего и вкусного с "витрины"перед шатром, а так же дождь и грязь по колено.
– это вино я называю "ты иди, я догоню"– говорит мне Беслан.
Делаю глоток и жалею о содеянном через 5 минут. Стою рядом с ним с умоляющим взглядом, боясь пошевелиться, пока Алексеич отошел
– я за тобой смотрю, не переживай.
– пойдем, ничего страшного – говорит мне Алексеич, отвечая на мой молчаливый протест идти в гости домой к новым знакомым.
– если отойдешь от меня хоть на полметра – устрою поножовщину – заявляю я.
Кивает. Заходим.
Накрывается гостеприимная поляна, сыпятся тосты. Послушно встаю. Человека, который рассказывал, заметив, что я скучаю, об истории Абхазии, грубо прерывают.
– выпей с нами коньяку – предлагает мне на удивление неуважаемый дед.
Отказываюсь.
– тогда ухаживай за нами. – В его руке дымит ароматная сигаретка.
Мне по приколу. Послушно встаю, привожу в порядок стол, варю кофе на липкой кухне.
– ты хочешь замуж за абхаза? – задает мне вопрос совершенно нетрезвый водитель, отец 4 детей, пока Алексеич ушел в магазин – у тебя есть рычаги давления.
Мы рядом с отелем. За несколько километров между Гудаутой и Пицундой я почти поседела. В Абхазии я стараюсь передвигаться на общественном транспорте. Выходим из машины. Я готова целовать земю.
– может обменяемся телефонами? – опять отец-герой продолжает свой хамский пикап
– оставь свой телефон моему брату – Ищу глазами Алексеича
Я просыпаюсь в обнимку с унитазом и в стотысячный раз благодарю свой автопилот за четкую работу. Я, всегда любившая до потери пульса только макароны, накидалась на празднике урожая под завязку хачапурами и индюшкой, запивая все это айраном и заедая голубями, а мой желудок, долго и отчаянно сопротивляясь, все же решил скинуть баласт. На часах три ночи.
– ты в порядке? – Алексеич спросонья удивленно смотрит на меня со своей кровати.
– мне пиздец – авторитетно заявляю и падаю на свою вниз лицом.
Просыпаюсь от шороха и ощущения солнца рядом. Поворачиваю голову и вижу море. Ничего лишнего. Просто синее море поднимающееся в горизонт до середины окна. Белые простыни, пушистое одеяло, удобная подушка. Почти как дома, только море в окне. Идеальный вид.
– давай завтракать – скачу вокруг Алексеича. На завтрак у нас гранола от шеф-мецената из Москвы и мацони.
– как ты такая свеженькая после всего вчерашнего? – пытается угадать секрет моей супер силы Алексеич.
Мы идем на балкон и гадаем как же хорошо здесь летом.
– давай я тебя перенесу – Алексеич тянет ко мне свои руки.
В моей голове сразу представляются яркие и детальные картинки двух мокрых насквозь длинных и относительно тощих (относительно - в моем случае) молодых людей.
– я сама! – хохоча роняю зад на валун – отсюда он меня точно не оторвет – и начинаю закатывать узкие джинсы.
Мы играем, как в детстве, в первооткрывателей, исследуя дикие пляжи от Пицунды до дачи Сталина. Идти недолго, всего километров 5-7, но ухабистый и каменистый ландшафт делает каждую стометровку бесконечно долгой и не менее интересной.
Солнце жарит спины и голые руки. Мы хохочем, карабкаясь по валунам и сухим кряжистым деревьям. Дача нас встречает солнцем в комнатах и забором, который необходимо перелезть. Он с легкостью перемахивает через прутья. У меня такие же длинные ноги и я не сильно ниже, но теперь у Алексеича есть видео о моей тщетной попытке одолеть два с половиной метра препятствия.
За неделю меня успевают заметить с 4 молодыми людьми в разных точках Апсны. Особенность людей здесь позволяет мне предположить, что из сухумской сумасшедшей художницы в их глазах я превращаюсь в первую шлюху всея Абхазии. Моя репутация, которую я тщательно выстраивала на протяжении пяти месяцев рассыпается как карточный домик. Двухметровая блондинка просто не имеет права проводить время со своими московскими друзьями. О чем вообще можно разговаривать с женщиной? Кстати, диалоги с противоположным полом здесь – тема для диссертации, как минимум. Очень часто можно встретить парочку в кафе: она сидит и ковыряется в тарелке или попивает безалкогольный коктейль, а он смотрит видео в телефоне. Причем она может быть как избранницей, которую он поведет в ЗАГС через год, так и глубокобеременной женой. Если же напротив абхазского мужчины сидит русская девушка, то он будет вещать о себе как радио, подливая вино и не давая возможности вставить слова.
Мы лежим с Владимировной на кровати и обсуждаем наши дальнейшие планы. Я переживаю из-за отсутвия успехов в поиске работы, она рефлексирует из-за своей. Обе неумолимо проваливаемся в сон.
В нашей квартире две комнаты, но мы редко видимся, поэтому частенько засыпаем вместе на огромной двуспальной кровати, по пути делясь новостями или переодически взрываясь хохотом над очередным ее неуклюжим ухажером. Мы привыкли быть вместе, потому ни одну ни вторую не смущает такая неловкая близость.
– кто-то мне вчера сказал, что в фитнес-клуб нужен администратор. – уже засыпая, говорит мне Владимировна.
Я сажусь в постели
– кто сказал?! – сон как рукой сняло.
На такие вещи здесь нужно реагировать молниеносно. С трудом дожидаюсь утра и начинаю звонить всем своим представительным знакомым и товарищам. Через час я уже сижу на залитой солнцем веранде и общаюсь с хозяином фитнес империи. Я в теме, я знаю, что делать и даже больше. Озвученный администратор превращается в управляющего. Я в восторге.
Наша квартира в кривом доме. На 8м этаже. Кривой дом раньше был перекособочен как пизанская башня.
– дети играли в машинки на полах, просто давая игрушкам свободный ход, и те катились, набирая скорость – рассказывает Амиран – квартиру можно было купить за 15 тысяч рублей.
Сейчас это едва ли не самый престижный дом во всем Сухуме. Нам все завидуют, а мы держим все краны с водой включенными, что бы не пропустить момент, когда дадут воду. Водой не балуют. Вечером, если повезет, включают на полчаса. О душе речи не идет, нам нужно успеть включить машинку на быструю стирку, помыть гору посуды и набрать все 30 баклажек, которые будут для нас душем, едой и сливом туалета.
Иногда вода есть весь день. В такие дни у нас праздник, мы ходим босые по квартире и сообщаем о каждой водной процедуре будь-то поход в душ, туалет или простое мытье рук.
Квартира теплая, и в солнечные дни мы не включаем единственный обогреватель, а окна оставляем нараспашку до самого заката.
Я сижу на кровати и не помню, что я делала до того дня, когда оказалась здесь и плохо представляю, что буду делать потом. Когда это потом? Завтра? Через неделю? Год? У меня закончились деньги. Работу управляющей в модном фитнес-клубе Сухума отложили на месяц. Я не смогла оплатить жилье и пришлось, поджав хвост бежать назад в деревню. Иду в ванную, надо в душ. Это состояние жалости к себе надо попробовать с себя смыть, соскрести, желательно оставив кожу на месте. Возвращаюсь. С меня капает вода. На прикроватном столике лежит веник из полевых цветов. В комнате невероятный аромат. Константиныч принес и оставил, пока я горланила песни в душе. Он как-то особенно меня чувствует, не имея особой способности к эмпатии, я им считываюсь во всех проявлениях. Расцветаю. Такая мелочь смогла меня встряхнуть.
Я стою в своей барбикомнатке, окна открыты. Константиныч только что на меня наехал, что хожу в доме в обуви, а так же развела бардак и прокричав мое любимое "ты же девочка"выкатился на улицу.
– ты мне не отец! – хохоча кричу ему в след.
Конец ноября. Я, кажется, только что обгорела. Огромные окна на распашку, солнце бродит по разобранной постели.
– Лааай лааай! Лалалалалалалалай! – это мой музыкальный протест во весь опор, голосом нарядно выпившего Лещенко, уборке, Константинычу, фотографиям зимы в фейсбуке и всему остальному, что мешает мне упасть в оранжевое кресло на балконе и щуриться от удовольствия, тепла и солнца.
– Прощай, от всех вокзалов поезда Уходят в дальние края. – это из соседнего дома весело поет Саркис, отвечая на мой вокализ.
Заливаюсь смехом. Мне нравится, что на протяжении всего времени проведенного здесь за мой громкий и противный голос еще никто меня не ругал. Не просил замолчать. Всем вокруг вне зависимости от возраста и пола нравятся те жуткие звуки, что я издаю.
Просыпаюсь, разгребая толщу подушек и одеял, поднимаю шапку с глаз и вываливаюсь в новый день. погода не жалует сильным плюсом и от холода я постоянно нахожусь в состоянии стресса.
В окне вижу Константиныча, который бежит в халате и шлепанцах на перегонки с собакой Чачей за коровами на фоне гор. Коровы задорно подпрыгивая и выбрасывая копытца, неохотно сбегают с участка.
За окном минус, в окне кинотеатр.
Идем с горы. По дороге встречаю председателя деревни
– вы мне мацон обещали и небо в алмазах – стягиваю капюшон. Отсутствие скромности нередко меня вкусно кормило.
– ах это ты у нас в Лыхны была? – его система перегрузилась после 30 секундного зависания и выдает ответ.
Температура за окном начала стремительно падать. В условиях практически отсутствующего напряжения и минуса за окном, обогреватели стали мебелью. Во всей Абхазии по очереди падают столбы на линии электропередач. Я уверена, что в аду не пекло, там холодно, темно и слабое напряжение. Не смотря на то, что я сплю в одежде, обмотанная на удивление теплым пледом из икеи веселого черного цвета, за неделю застудила себе все жизненно важные органы от головы до жопы, а зубы начали шататься.
Месяц назад Константиныч, повинуясь туману в голове, завел собаку. В моем мире собака это такое существо, которое посапывая спит рядом в постельке, а здесь – живущее на улице вечно голодное, одинокое и озябшее животное, которое молит о внимании каждый раз, когда я выхожу на улицу покурить или в ужасе прижимается к ноге, в поисках защиты, если со мной выходит Николаич.
Всем женщинам в этом доме не хватает внимания и тепла. Печка решила сойти с ума и заполнила кухню дымом от пола до потолка. Я прочистила трубу на улице, пришел Константиныч, наорал на печку, разобрал трубу в доме, и только после этого она стала нормальной бабой. Меня сделать такой не получается. В условиях этой скотской жизни я еду крышей. По началу выручали заметки, но в последнее время, я начала жалеть себя и раскисать без особенношо повода, даже с шоколадом во рту умудряюсь найти повод поныть. Ношу растянутые треники Константиныча. Раньше в них было забавно, а теперь тупо тепло. Я поправилась, а по вечерам вою на хурму.
Стою в барбикомнатке и Провожу инспекцию сложенных на кровати вещей. Свободной рукой пишу сообщение: "мама, вытащи меня отсюда".
Итоги и удовлетворение от моего побега из реальности подводить приятно, даже при условии моего полнейшего психологического раздрая. Я продала 4 картины в Москве дистанционно, сделала 5 работ на заказ, одна из которых выполнена маслом и уехала жить в Стамбул. В течение хода выставки проданы более 15 работ, в том числе и московских, что, как мне сказала моя прекрасная Арина, по всем меркам считается колоссальным успехом. Мои картины теперь висят в одном из модных мест на набережной Сухума. Все это произошло случайно и показало мне, что все то, чем я занималась в прошлой жизни, должно быть со мной и в этой, которая только начинается. Я бесконечно благодарна всем тем, кто был рядом со мной в эти моменты, кто меня любил и любит, кто крепил и крепит, кто поддерживал и поддерживает, кто терпел и терпит. Всем тем новым людям в моей жизни и старым, которые не забывают и регулярно меня достают изо всех концов планеты. Спасибо вам, дорогие. Весь этот пафос, я буду перечитывать через год и пищать от радости потому что все это записано в моей истории. Если когда-нибудь у меня будут внуки, мне будет что рассказать благодаря всем вам! На крайняк присяду на уши внукам своих друзей. А вот прямо сейчас я надену все свои вещи друг на друга, сверху прикроюсь паркой и поеду в Сухум.
